Последние месяцы Бадиуззамана Саида Нурси 14 Şubat 2009
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ из книги ИСЛАМ В СОВРЕМЕННОЙ ТУРЦИИ Интеллектуальная биография Бадиуззамана Саида Нурси
(Мэри Ф. Велд) Искренность. Здоровье и душевное состояние Нурси Мы подошли к последнему периоду жизни Нурси. Описания его здоровья и душевного состояния, оставленные им самим, а также его учениками, постоянно находившимися рядом с ним, вновь показывают, насколько далеки от истины были направленные против него обвине-ния. Повторим, что основой Рисале-и Нур была искренность (ихлас), которая, по словам Нурси, являлась тайной его успеха и побед. Искрен-ность состояла в священном служении вере и Корану исключительно ради Всевышнего, без превращения этого служения в инструмент ка-ких-либо сил и интересов. Такая искренность не позволяла участвовать в политике или преследовать любую личную выгоду. Нурси в высшей степени проявлял во всем такую искренность. На протяжении своей жизни, сознательно проведенной в одиночестве, особенно в последние тридцать лет, он избегал обременительных общественных связей и раз-говоров, а также взял за правило никогда не принимать подарков, ми-лостыни (садака) или благотворительных пожертвований (закят). Все-гда и во всем Нурси стремился к независимости. Письма и отчеты о со-стоянии здоровья Нурси в этот период говорят о том, что после дости-жения 80-летнего возраста он нуждался в посторонней помощи, и чтобы он мог сохранить полную искренность, его одолевали два тяжких неду-га. По причине одной из этих болезней он часто не мог говорить. Пого-ворив две–три минуты, он начинал испытывать невыносимую жажду. Как писал он в одном из писем, порой даже его противники превраща-лись в друзей, поскольку он был не в силах вести ненужные разговоры, и это помогало ему быть искренним1. Из-за другой болезни любые по-дарки – как материальные, так и нематериальные, – вызывали у Нурси сильное ухудшение самочувствия. Малейшее количество пищи, безвоз-мездно полученной даже от его ближайших учеников, вызывало при-ступ болезни2. Нурси называл посещения тысяч людей, желавших уви-деть его и поговорить с ним, «нематериальными дарами», которые он был не в силах оплатить. Рисале-и Нур быстро распространялся и при-обретал огромное множество новых читателей, постигшая же его болезнь привела к такому состоянию сознания, что он испытывал тяже-лое недомогание от чрезмерного уважения и почитания, которые часто выказывали ему люди, а также от разговоров и даже пожатия рук посе-тителей. Поэтому Нурси был вынужден избегать всего этого, что также позволяло ему сохранять полную искренность3. Таким образом, Нурси мог принимать лишь очень немногих, кто приезжал к нему со всей Турции и других стран. Он опубликовал пись-ма, в которых объяснял, что по причине этих болезней встречался лишь с теми, кто был заинтересован в издании Рисале-и Нур, а по другим во-просам не разговаривал даже со своими учениками, находившимися ря-дом и заботившимися о нем4. Ученики написали письмо, где объяснили его душевное состояние посетителям, которым приходилось уйти, так и не встретившись с Нурси. В этом письме говорилось следующее: Рукопожатия или целование его руки оказывают на него моральное воздействие, сравнимое с ударом. Кроме того, его очень угнетает, когда на него смотрят и изучают взглядом. Даже мы, находясь при нем для помощи ему, без особой необходимости не смотрим на него. Мы поняли, что смысл и мудрость всего этого состоит в следующем. Поскольку основополагающий метод Рисале-и Нур есть истинная иск-ренность, то разговоры с людьми и выказывание ими чрезмерного ува-жения, являясь в эпоху эгоцентризма признаками самопочитания, лице-мерия и фальши, серьезно влияют на состояние Нурси. Он говорит, что если вы хотите встретиться с ним из-за Рисале-и Нур и ради вечной жизни, Рисале-и Нур избавляет его от этой необходимости – ведь каждая из миллионов их копий несет в себе столько же пользы, сколько десять Саидов. Если [вы хотите встретиться с ним] в связи с во-просами мирской жизни, то поскольку он решительно отказался от мир-ской суеты и считает эти вопросы пустой тратой времени, это для него по-настоящему тягостно. Если же [ваше желание встретиться с ним] связано со служением Рисале-и Нур и их публикацией, вы можете встре-титься с его истинно преданными учениками, которые помогают ему и являются его духовными сыновьями и братьями, а встречаться с ним лично нужды нет5. А сам Нурси в одном из своих писем толкует тридцать лет ссылки и тюрьмы как непрерывное предупреждение, посланное свыше, не пре-вращать его служение религии в средство достижения личной выгоды и сохранять, таким образом, абсолютную искренность. Несправедливые обвинения в «использовании религии в политических целях» не позво-лили Нурси поддаться искушению «великой опасности такого служения вере в век эгоцентризма». Его служение могло бы стать средством для его собственного духовного развития и успеха, спасения от мук Ада и обретения Рая. Нурси сознавал и раньше, что что-то уберегло его от этого искушения, но лишь теперь он понял истинный смысл произо-шедшего. Занятие этими вещами было совершенно законно, но в нас-тоящую эпоху из-за заблуждения и неверия коллективной личности (шахс-и маневи) следовало обучать людей истинам Корана и веры эф-фективным и убедительным способом, чтобы опровергнуть и сокру-шить безбожие (куфр). И такое обучение не должно было служить ка-ким-либо интересам, «чтобы нуждающиеся в вере поняли, что это – лишь голос истины, чтобы замолкли, рассеялись все сомнения души (нафса) и уловки Сатаны». Нурси писал, что именно в этом была тайна успеха Рисале-и Нур в борьбе с абсолютным безверием в тех трудных условиях, в которых на-ходилась Турция. Сам он совершенно смирился со страданиями и дав-лением, которым подвергался, и прощал своих мучителей. Если бы он не пожертвовал всем, что имел, исключительная сила Рисале-и Нур бы-ла бы утрачена, хотя всего лишь одной страницы Трактатов Света бывало достаточно, чтобы спасти веру нескольких человек6. Именно благодаря искренности стало возможным формирование коллективной (духовной) личности Рисале-и Нур, которую Нурси опи-сывал как обновителя или восстановителя религии (муджаддид). Ведь в каждом столетии был свой обновитель, который должен был служить религии и вере в соответствии с требованиями времени. Поэтому в со-временный век атак со стороны тайных организаций, век заблуждения коллективной личности, необходимо было появление обновителя рели-гии в виде коллективной личности. Рисале-и Нур стал такой коллектив-ной личностью, сформированной искренностью Нурси и его учеников. На самом деле, Нурси описывал самого себя как семя, из которого ми-лостью Всемогущего Господа выросло драгоценное плодоносное дерево Рисале-и Нур. «Я лишь служитель. Я сгнил и исчез, как семя. Рисале-и Нур же – комментарии Корана, смысл его»7. Завещание Нурси и его желание, чтобы местонахождение его могилы было неизвестно Из-за стремления сохранить «максимальную искренность», в кото-рой состояла сила и тайна успеха Рисале-и Нур, Нурси много раз заяв-лял, что хочет, чтобы местонахождение его могилы держалось в тайне и было известно лишь одному или двум его ближайшим ученикам. Об этом он писал в своем завещании. Нурси составлял завещание несколько раз. Впервые он сделал это в Эмирдаге, до своего отъезда в Афьон в январе 1948 года. Указывая, что составление завещания соответствует обычаям (Сунна) Пророка, так как назначенный час никому неизвестен, он упомянул группу учеников, ко-торым хотел оставить свои личные вещи и превосходные рукописные тома Рисале-и Нур8. В более поздних завещаниях он выделял два пунк-та: во-первых, сохранение в тайне места своего захоронения; во-вто-рых, выплату пособия тем ученикам Нур, которые целиком посвятили себя Рисале-и Нур и не имели других средств к существованию. Нурси заявил, что те, кому хотелось бы посетить его могилу, могут делать это лишь мысленно, читая за его душу Фатиху, первую суру Ко-рана. «Как в былые времена в своем желании мирской славы и почестей фараоны привлекали к себе внимание людей с помощью статуй, картин и мумий, так и в этот ужасный век эгоцентризм и самовлюбленность, с порождаемым ими небрежением [к вечным ценностям], посредством памятников, портретов и газет как внешне, так и внутренне полностью овладели всеобщим вниманием. В отличие от былых времен, когда [мо-гилы] посещались лишь ради Всевышнего, ныне люди, вопреки этой истине, в земной суете большую значимость придают мирской славе и почестям покойных. Из-за этого и посещают их [могилы]. Чтобы не нарушить абсолютной искренности Рисале-и Нур и сохранить таинство этой искренности, я завещаю, чтобы моя могила оставалась неизвест-ной»9. Он не хотел принимать посетителей в этой жизни и точно так же не желал, чтобы люди приходили на его могилу. И все-таки несколько раз Нурси упомянул место, где хотел бы быть похоронен. Так, например, в одном из писем он говорит, что предпочел бы кладбище у деревни Сав между Испартой и Барлой10; а в одном из своих завещаний пишет, что если умрет в Эмирдаге, то ученики должны похоронить его на «верхнем кладбище», если же в Испарте – на «сред-нем кладбище»11. Он также говорил, что хотел бы умереть в Урфе, на юго-востоке Турции, где покоится патриарх Ибрахим (Авраам), где Нурси в действительности и умер. Он говорил это Салиху Озджану, который сообщает об этом так: Это было летом в 1954 году в Эмирдаге. Мустафа Аджет, Садык и я гуляли вместе с Учителем в горах. Подойдя к одному дереву, Учитель остановился и на полчаса погрузился в раздумья. Потом подозвал нас и сказал: «Кечели! Кечели! Никто не узнает, где моя могила. И ты тоже. Я хотел бы умереть в твоем родном крае [Урфе]. Хочу умереть рядом с другом Всемилостивейшего (Халилуллах) [Авраамом]»12. В 1950 году Нурси послал некоторые личные вещи в Урфу с одним из своих учеников и сказал, что сам тоже туда отправится. Среди этих вещей был халат Мавляны Халида Багдади, который ему подарили в Кастамону. Позже этот ученик передал вещи Нурси Абдуллаху Егину13, тоже ученику Нурси еще со школьной скамьи, около восьми лет про-жившему в Урфе. Там он открыл дерсхане, школу, которая стала важ-ным центром деятельности Рисале-и Нур. Нурси так и не смог побывать там при жизни. Нурси написал еще три дополнительных завещания, в которых обя-зывал своих ближайших учеников продолжать его практику выплаты пособия тем ученикам Нур, которые посвятили свою жизнь служению и не могли обеспечить себя сами. Вероятно, эти завещания были написа-ны в 1959 году. Обеспечивать своих учеников было обычаем Старого Саида. Он описывал, как «избыток, возникавший вследствие умеренно-сти и довольства малым» давал ему возможность обеспечивать нужды двадцати, тридцати, а иногда и шестидесяти учеников, не нарушая сво-ей принципиальной независимости. Теперь же Рисале-и Нур стал при-носить прибыль. Пятой части денег, полученный от продажи книг, хва-тало на то, чтобы выплачивать пособие 50–60 ученикам. Нурси писал, что он разъясняет эти пожелания в своем завещании, потому что «у меня лично не осталось больше сил выполнять мои обя-занности, связанные с Рисале-и Нур. И, наверное, в этом нет надобно-сти. Я очень стар и болен, к тому же, меня многократно пытались отра-вить, и у меня уже не осталось сил и терпения для жизни. Даже если смерть, о которой я так мечтаю, не скоро придет за мной, для внешнего мира я уже умер». «Что касается Рисале-и Нур, во мне лично уже нет никакой надобности, и поэтому [мысль об] отправлении в загробный мир (алем-и берзах) является для меня источником радости. А вы не грустите, скорее поздравьте меня – ведь я ухожу из [мира] страданий в [мир] милости»14. Поездки Нурси в Анкару, Стамбул и Конью В декабре 1959 года и январе 1960 года Нурси совершил несколько поездок в Анкару, Конью и Стамбул. При описанном выше состоянии его здоровья и сознания, это больше всего показывает его настойчи-вость и самопожертвование ради продолжения дела Рисале-и Нур, ко-торое сталкивалось со множеством трудностей. Посещение учеников и их школ (дерсхане) – главная причина его поездок; однако, его здоровье было настолько расшатано, что даже встречи с людьми и знаки их ува-жения были для него мучением и настоящим подвигом стойкости, на который был способен лишь такой сильный и решительный человек, как Нурси. Нурси получал многочисленные и настойчивые приглашения от своих учеников со всей Турции, его поездки были ответом на эти при-глашения. Но эти поездки стали прощальными. Анкара и Стамбул были основными издательскими центрами, а в Конье, помимо того, что там активно развивалась деятельность Рисале-и Нур, тогда жил брат Нурси Абдулмеджид. За сорок лет он лишь однажды видел своего брата. В те-чение двух месяцев Нурси посетил Стамбул, был три раза в Конье, в Анкаре – четыре. Также в своих поездках в Анкару он хотел предупре-дить Мендереса и демократов о возможных опасностях и предложить пути их предотвращения. Угроза катастрофы и революции нависла над Турцией. В 1958 году была раскрыта и предотвращена попытка переворота15. Не желая мири-ться с результатами демократического правления – либерализмом, ре-лигиозными свободами и возрождением Ислама – сторонники старого режима, возглавляемые теперь Инёню и Республиканской народной партией, собирались вернуть власть силой, поскольку не могли этого добиться через голосование или другим законным путем. Как было ска-зано выше, Нурси в 1952 году предупредил Мендереса о «возможной атаке» со стороны двух оппозиций, чьи интересы были наиболее ущем-лены политикой демократов. Нурси стремился предупредить о надвига-ющейся опасности. Речь шла не только о спасении демократов, но и о спасении страны от последствий правления вновь рвущихся к власти сил, враждебных Исламу и симпатизирующих безверию. Однако это была лишь одна из причин, заставшивших Нурси предпринять эти по-ездки, поскольку являясь гражданином своей страны, он имел полное право предложить свои советы политикам. Тем не менее Инёню и РНП возобновили свои нападки на правительство. Кроме того, Инёню выс-тупил с рядом подстрекательских заявлений, под влиянием которых пресса подняла шум по поводу поездок Нурси. Все это привело к повы-шенному вниманию со стороны полиции, которая предпринимала чрез-вычайные меры против Нурси, куда бы он ни приезжал. Нурси настоятельно советовал Мендересу и представителям демо-кратов, посетившим его в Анкаре, вновь открыть Айа-Софию для бого-служений16 и сделать официальное заявление, что печатание книг Риса-ле-и Нур не запрещено и не ограничено17. Таким образом, Нурси считал, что у демократов был только один выход после того, как они поставили себя в слабое и невыгодное положение перед Инёню и РНП, – прямо и смело заявить о принципах, в которые они верили и которые были ос-новой их прошлых успехов и популярности. Однако Мендерес не смог проявить волю, набраться смелости и последовать настоятельным сове-там Нурси. Менее, чем через шесть месяцев он был свергнут в резуль-тате переворота, который Нурси предвидел. Страна оказалась в руках военных и, в конце концов, своих прежних правителей. Когда Нурси увидел, что его совет не вызвал никакой реакции со стороны Мендереса, он уступил желанию властей и остался в Эмирдаге, потом в Испарте, а спустя два месяца совершил свое последнее путешествие в Урфу. Во все свои поездки Нурси ездил на «Шевролете», купленном для него учениками. Первая поездка была в Анкару 2 декабря 1959 года. В сопровождении Зубейира он остановился на одну ночь в гостинице «Бейрут Палас», а на следующий день вернулся в Эмирдаг18. Позже он уехал на две недели в Испарту и снова вернулся в Эмирдаг. 19 декабря по приглашению своего брата Абдулмеджида он поехал в Конью. К со-жалению, из-за множества недомоганий Нурси не мог долго оставаться на одном и том же месте и испытывал постоянную необходимость в пе-ремене воздуха и окружающей обстановки19. На этот раз, кроме Зубейира, его сопровождали двое самых актив-ных его учеников из Анкары – Атыф Урал и Саид Оздемир. Последний позже описал эту поездку. Когда машина Нурси остановилась в центре Коньи, ее окружила огромная толпа. Подошедший Абдулмеджид разго-варивал со старшим братом через открытое окно машины. После этого явилась полиция и начала силой разгонять растущую толпу. Нурси пожелал совершить полуденную молитву (намаз) и посетить усыпаль-ницу (тюрбе) Мавляны Джелаледдина Руми. Директор музея открыл усыпальницу специально для Нурси, поскольку в тот день она была за-крыта для посетителей. Разувшись, он вошел в усыпальницу. Он читал молитвы (дуа) и плакал. Даже здесь его окружали люди и полиция. После этого Нурси вернулся в Эмирдаг20 или, что более вероятно, в Ис-парту. Той же ночью Нурси вновь отправился в Конью и прибыл туда в че-тыре часа утра, чтобы побывать в доме своего брата. Абдулмеджид был тогда учителем местной школы Имам Хатип. Немного поговорив, они вместе совершили утреннюю молитву, после чего Нурси уехал в Эмир-даг. Утром 30 декабря Нурси приехал в Анкару во второй раз и снова ос-тановился в гостинице «Бейрут Палас». По поводу его визита в газетах появились сенсационные заголовки: «Развитие событий, связанных с Саидом Нурси (Джумхуриет)»; «Саид Нурси вновь приехал в Анкару...» (Миллиет); «Знаменательная поездка Саида Нурси в Конью...»; Тысячи учеников Нур заполнили улицы, приветствуя его: полиции пришлось разгонять толпу...» В гостиницу к Нурси приходило множество посе-тителей: политики, представители власти, в том числе три представи-теля от демократов, ученики Нур и простые люди. Полиция выставила кордоны, жандармы охраняли гостиницу, внутри которой также нахо-дилось множество полицейских. В тот вечер Нурси дал прощальный урок (дерс), в очередной раз убеждая учеников Нур, что методом Риса-ле-и Нур является позитивная деятельность, которая сохраняет об-щественный порядок и безопасность21. Перед приездом Нурси в Анкару полиция захватила в типографии только что отпечатанные Саидом Оздемиром копии книги Печать со-кровенного подтверждения. В связи с этим Бекир Берк из Стамбула просил Нурси подписать некоторые бумаги. Одновременно он получил приглашения от своих стамбульских учеников. На следующий день он отправился на машине в Стамбул. Было 1 января 1960 года. Газеты узнали о его приезде, и когда он в сопровождении учеников подъехал к гостинице «Пиер Лоти», где должен был остановиться, там уже собралась толпа, сквозь которую им с трудом удалось пройти. Нурси приходилось закрываться зонтом от вспышек фотоаппаратов. Полиция охраняла внутреннюю часть гостиницы, пресса устроила там свой штаб. Тем не менее вечером Нурси с поразительной энергией дал долгий дерс своим ученикам, собравшимся в Стамбуле22. Он пред-полагал провести там еще несколько дней, но на следующий день, 2 ян-варя, какой-то корреспондент забрался на задний балкон его номера и сфотографировал Нурси во время совершения полуденной молитвы. Нурси был чрезвычайно рассержен, решил сократить свой визит и вер-нуться в Анкару. Поэтому он провел в Стамбуле всего три дня, и не в гостинице, а в арендованном доме в районе Бахчелиэвлер. Однако по-лиция так и не оставила его в покое23. Все эти дни Нурси вновь принимал посетителей. Не совсем ясно, в какой именно из приездов Нурси к нему приходили три представителя от демократов. Саид Кёкер, представитель города Бингёль, говорит, что он три раза посетил Нурси, который ясно говорил ему и другим при-шедшим представителям о готовящемся военном перевороте 27 мая. Нурси также сказал им, что он не связан ни с какими политическими партиями, что «ему просто нравился Мендерес»24. Также имеются сви-детельства Гияседдина Эмре, представителя Муша25 и доктора Тахсина Толы, бывшего представителя Испарты. Доктор Тола, много сделавший для публикации Рисале-и Нур, постоянно поддерживал связь с Нурси в Анкаре. Он рассказывает, что Нурси был весьма обеспокоен приближа-ющейся бедой, и он лично передал правительству послание Нурси об Айа-Софии и Рисале-и Нур26. Сам Нурси также утверждал в одном из писем, что «важной причиной» его приезда в Анкару было желание убедить Мендереса в необходимости возобновить богослужения в Айа-Софии27. Возможно, именно в этот приезд он в последний раз дал урок (дерс) своим ученикам в Анкаре. Нурси покинул Анкару 6 января и опять направился в Конью. 5 ян-варя он дал длинное интервью корреспонденту Time Magazine, который хотел сопровождать Нурси в поездке, на что Нурси не согласился, по-скольку его поездка в Конью носила «личный характер»28. Несмотря на то, что Нурси приехал к брату, а потом вновь побывал в усыпальнице Мавляны Джелаледдина Руми, его сопровождало большое количество полицейских, их машины следовали за ним. Пробыв в Анкаре всего два часа, он вернулся в Эмирдаг. 11 января Нурси снова отправился в Анкару. Но в этот раз прави-тельство под давлением оппозиции не разрешило Нурси въехать в го-род. Полиция остановила его машину за городом и передала решение кабинета, которое «рекомендовало» ему «отдохнуть» в Эмирдаге. С тех пор Эмирдаг стал местом его принудительного пребывания. Нурси уже слышал об этом решении по радио и, когда полиция остановила его ма-шину, уступил их требованиям. Нурси вернулся в Эмирдаг29. Последние дни Нурси Вернувшись в Эмирдаг, Нурси, очевидно, снял с себя обязательства перед Мендересом и правительством. Он сделал все, чтобы предупре-дить их, больше ничего нельзя было сделать исключительно по их соб-ственной вине. Его ученик Саид Оздемир рассказывал, как Нурси заме-тил по этому поводу следующее: «Мендерес не понял меня. Мне уже осталось недолго, но и им тоже – с вывернутыми руками они полетят вниз головой»30. К тому времени правительство действительно потеряло доверие народа из-за нападок Инёню и многочисленных беспорядков в разных частях страны. Способность правительства контролировать по-ложение в стране неуклонно уменьшалась. Инёню встречался в своем доме с членами военного руководства. Готовился военный переворот. Мендерес после смерти Нурси продержался у власти всего два месяца. Строгий надзор над Нурси продолжался до самой его смерти. Нурси оставался в Эмирдаге около восьми дней. Затем, согласно своему намерению, объявленному им прессе, 20 января он выехал в Ис-парту. В Испарте он снял дом и пробыл там до 17 марта, после чего вернулся на два дня в Эмирдаг. В тот год месяц Рамадан начинался 26 февраля. Таким образом в 19 день Рамадана 1379 года хиджры Нурси на своей машине отправился в Эмирдаг вместе с Зубейиром, Мустафой Сунгуром и Хюсню Байрамом, который вел машину. Его здоровье зна-чительно ухудшилось. До 15 дня Рамадана он еще мог совершать мо-литвы теравих, после он уже не мог делать это. На следующий день в Эмирдаге ученики Нурси вызвали врача, Тахира Барчина, который тоже долгое время был учеником Нурси. Нурси было очень плохо. По словам доктора Барчина, тотчас же пришедшего на вызов, у Нурси была температура 38оС, его состояние было тяжелым: он под-хватил двустороннее воспаление легких. Врач сделал ему укол пени-циллина, и Нурси задремал. Спустя некоторое время, он улыбнулся и открыл глаза. Утром ему стало лучше, он объявил, что они возвращаются в Ис-парту. Все стали готовиться к отъезду, и, в отличие от предыдущих отъ-ездов, он попрощался с преданной семьей Чалышкана и другими сво-ими учениками из Эмирдага. И все же, как писал доктор, они не думали, что Нурси умирает. Лишь после того, как из Урфы пришла печальная весть, они поняли, что он прощался с ними навсегда31. 19 марта, ближе к вечеру, Нурси вернулся в Испарту. Его ученики Тахири Мутлу и Байрам Юксель ждали его. За час до этого приходила полиция, чтобы проверить, где находится Нурси, поскольку ей стало известно, что Нурси покинул Эмирдаг. О том, что происходило далее, мы узнаем со слов Байрама Юкселя32. Он сообщает, что с большим тру-дом они подняли Нурси с заднего сиденья машины, где он лежал, и от-несли его в дом. У него была высокая температура, его нельзя было ос-тавлять одного. Байрам и Зубейир находились рядом, когда около двух часов ночи Нурси неожиданно сказал: «Мы уезжаем!» На вопрос куда, он ответил: «Урфа... Диярбакыр». Они подумали, что он бредит. Но Нурси продолжал повторять: «Урфа. Мы едем в Урфу». Шины автомо-биля требовали ремонта. Но Нурси настаивал на отъезде, даже если для этого нужно было нанять другую машину. В конце концов, ремонт был сделан, они устроили постель для Нурси на заднем сиденье. Ровно в 9 часов 20 марта все было готово для отправления в путь. Двое полицей-ских наблюдали за домом. Тахири Агабей остался присматривать за до-мом и не впускать полицию. Нурси попрощался с хозяйкой дома, Фит-нат-ханым, которая тоже полностью их поддерживала и не собиралась открывать полиции причину их спешного отъезда. Наконец, они отпра-вились в путь. Шел дождь, который все время усиливался, и они не заметили, что проехали Эгирдир. Номер машины был запачкан грязью. После того, как проехали Шаркикараагач, Нурси стало немного лучше, он выбрался из машины, умылся водой из источника у дороги и совершил молитву на плоском камне. Позже его состояние снова ухудшилось, он не мог говорить. В Конье они остановились купить сыра и маслин для разгове-нья (ифтар) после Рамаданского поста. Всю дорогу, еще с Испарты, они постоянно читали Аят аль-Курси (коранический аят о Троне) для защиты от злобных намерений губернатора Коньи, чье обещание «выр-вать с корнями» сторонников Нурси появилось в заголовках всех газет. Божьей милостью они незаметно проехали Конью, обогнув мечеть Мавляны Джелаледдина. Они продолжали свой путь. Карапынар. Эрегли. Нурси уже не мог выйти из машины, чтобы помолиться. На закате машина была в Улу-кышле. Сильно похолодало. Нурси ничего не мог есть. В сумерках они проехали Адану и прибыли в Джейхан, где совершили ночную молитву. Здесь Хюсню, их бессменный водитель, смог поспать около часа. Ко времени принятия пищи (сахур) перед рассветом накануне дневнего по-ста они находились в Османие. Здесь заправили машину. Нурси опять ничего не ел. Около 7.30 утра 21 марта доехали до Газиантепа. Не оста-навливаясь, машина следовала все дальше. Дорога была очень неров-ной, покрытой снегом и грязью, но они ехали благополучно. Наконец, в понедельник, ровно в 11 часов утра, они достигли Урфы. Урфа После прибытия в Урфу33 они сразу направилсь в мечеть Кадыоглу к Абдуллаху Егину. Узнав, где находится лучшая гостиница города «Ипек Палас», они отвезли туда Нурси. Он находился в очень тяжелом состо-янии. Его ученикам пришлось буквально нести его на руках на третий этаж в номер 27. А потом началась потасовка между представителями правительства с полицией с одной стороны, которые по приказу мини-стра внутренних дел из Анкары пытались заставить Нурси вернуться в Испарту, и учениками Нурси, жителями Урфы и некоторыми предста-вителями власти с другой, которые категорически не хотели никуда везти совсем больного и слабого Нурси. Жители Урфы с большой радостью встретили Нурси в городе, люди стали собираться возле гостиницы. Байрам Юксель пишет, что ему приходилось держать руку Нурси, чтобы люди целовали ее. Несмотря на сильную слабость и вопреки своему обычаю, Нурси принимал всех. Приходили торговцы, офицеры, солдаты, полицейские, чиновники, простые люди. Шли сотнями. Нурси объяснял Абдуллаху Егину важ-ность Урфы, говорил о служении Исламу этих людей, которые, будучи турками, арабами, курдами, все вместе стали бы исламским братством. Нурси продолжал принимать всех людей, желающих к нему придти. Вдруг двое полицейских в штатской одежде подошли к ученикам Нурси и сказали, что им следует покинуть город и вернуться в Испарту. К этим полицейским присоединились еще около одиннадцати других. Когда об этом сказали Нурси, он воскликнул: «Я приехал сюда умереть и, наверно, умру. Вы видите в каком я состоянии, защитите меня!» Они ответили, что получили приказ, и заставили Хюсню подогнать машину к фасаду гостиницы. Управляющий гостиницы стал протесто-вать против подобного обращения с его гостем. Толпа начала волно-ваться, стали раздаваться протестующие выкрики. Ситуация могла выйти из под контроля полиции, которая уже не могла войти в гостини-цу. Потом машина исчезла, толпа понемногу успокоилась. Люди про-должали идти к Нурси. Но полиция по-прежнему настаивала на выполнении приказа, кото-рый, по их словам, шел непосредственно из Анкары от Намыка Гедика, министра внутренних дел, был окончательным и не подлежал обсужде-нию. Они предупредили, что Нурси должны отвезти на своей машине, иначе он будет отправлен на машине скорой помощи. Ученики Нурси ответили, что это невозможно, во всяком случае, они не собирались передавать Нурси приказы полиции. Мендересу постоянно телеграфи-ровали. В этот день сотни телеграмм курсировали между Анкарой и Урфой. Местные жители заявили, что не отпустят Нурси. Слухи, что Нурси собираются выгнать из Урфы, распространились по всему городу. Узнав об этом, секретарь местного отдела Демократи-ческой партии немедленно отправился в главное полицейское управле-ние и заявил начальнику полиции, что Нурси – их почетный гость, и к нему нельзя относиться подобным образом. Спор продолжался, пока секретарь Демократической партии не стукнул револьвером по столу начальника полиции, давая понять, что если они прибегнут к силе, им придется иметь дело с ним. Около гостиницы собралась 6-тысячная толпа. Секретарь Демокра-тической партии привел правительственного врача, который осмотрел Нурси. У него была температура 40оС. Врач заявил, что в таком состоя-нии он не может ехать, и пообещал на следующий день подготовить доклад о состоянии его здоровья. Во вторник вечером все было по-прежнему. Ученики Нурси по оче-реди дежурили у его постели. Все они очень устали. Байраму удалось поспать два часа, потом Зубейир разбудил его. Спустя немного времени Хюсню присоединился к Зубейиру и Абдуллаху Егину. С Нурси остался лишь Байрам. Дверь была закрыта на ключ из-за угрозы возможного вторжения. У Нурси была высокая температура, его лихорадило. Он не мог говорить. Днем он просил лед, но нигде не удалось его отыскать. Позже им удалось найти несколько кусочков, но тогда Нурси он уже не требовался. Его губы пересохли, Байрам смачивал их влажным платком. Такого жара у него еще не было. В 2.30 утра Байрам укрыл его одеялом, которое Нурси постоянно сбрасывал, и завесил лампу тряпкой, чтобы уменьшить освещение. Вдруг Нурси протянул руку и прикоснулся к шее Байрама. Байрам стал массировать руки Нурси. Потом Нурси поло-жил руки себе на грудь и, как показалось Байраму, заснул. Однако Нур-си не уснул, он покинул этот мир, его душа отошла в мир вечности. Это произошло в 3 часа утра, в среду, 23 марта 1960 года, на 25 день Рама-дана 1379 года хиджры. Похороны Нурси в обители Халилуррахман Байрам растопил печь, чтобы Нурси не замерз, ведь он думал, что Нурси спит. Через некоторое время пришел Зубейир, а за ним и осталь-ные. Тело Нурси было горячим, однако от него не исходило ни звука. Они не могли смириться, что Нурси умер, пока не вызвали Ваиза Оме-ра-эфенди, известную религиозную личность, находящегося в то время в Урфе. Он вошел в комнату со словами: «Все мы принадлежим Богу и к Нему возвращаемся» (Инна ли-ллахи ва инна илайхи раджиун). Новость сразу же разлетелась по всей Урфе. Зубейир, Хюсню и Абдуллах звонили и отправляли телеграммы ученикам Нур в Эмирдаг, Испарту, Стамбул и по всей Турции. Директор гостиницы, придя к две-рям номера и узнав, что случилось, зарыдал. На лестнице он столкнулся с начальником полиции и сообщил ему о смерти Нурси. Тот прибыл в гостиницу с отрядом жандармов, чтобы силой увезти Нурси назад в Ис-парту, им пришлось вернуться в участок. Полиция направила врача для заключения о смерти. Однако доктор сомневался в наступлении смерти Нурси, ведь тело все еще оставалось очень горячим, это не было похоже на смерть. Позже он составил заключение, но не хотел, чтобы Нурси сразу хоронили. Затем пришел адвокат для распоряжения имуществом Нурси. Он описал его личные вещи и определил их стоимость. По сведениям, опубликованным в газете Акшам, стоимость его вещей составляла 551 с половиной лир. То есть кроме часов, халата, молитвенного коврика, чайника, очков и некоторых мелочей у Нурси больше ничего не было. По просьбе учеников Нурси эти вещи перешли по наследству к Абдул-меджиду, его единственному оставшемуся в живых брату. Тысячи людей стали прибывать в Урфу. Решили, что тело Нурси бу-дет омыто и захоронено в обители (Дергях) Пророка Ибрахима (Авраа-ма). Его забрали туда после полуденной молитвы. Жители Урфы за-крыли все магазины и заполонили улицы. Пока тело омывали и завора-чивали в саван – в среду после полудня, – тысячи белокрылых голубей и других птиц стаями кружили в воздухе над Дергяхом. Шел мелкий дождь. Омовение тела Нурси совершил мулла Абдулхамид-эфенди. При этом присутствовали Зубейир, Байрам, Хюсню и Абдуллах, а также «первый ученик» Рисале-и Нур Хулюси-бей. После этого тело Нурси перенесли в мечеть Улу, где оно должно было находиться до похорон. Непрерывно читался Коран, произносились молитвы. Мечеть была пе-реполнена. Похороны назначили на пятницу, однако людей, стекающихся в Ур-фу со всей Турции и из-за границы, было так много, что губернатор вы-звал учеников Нурси и сказал, что похороны должны состояться в чет-верг после полуденной молитвы. Они были вынуждены согласиться. Об этом решении сообщили всем по громкоговорителю. Заупокойная молитва была совершена во дворе мечети Улу, затем толпа подняла похоронные дроги с телом Нурси и понесла их на руках. Губернатор и мэр города, командующий местным гарнизоном, жители Урфы, те ученики Нурси, кто успел приехать в Урфу, – тысячи людей собрались возле мечети, а потом двинулись к находившемуся непода-леку Дергяху, неся на руках тело Нурси. Каждому хотелось прикос-нуться к похоронным дрогам, которые, по обычаю, переходили из рук в руки. Спустя два часа, с помощью полицейских и солдат, удалось рас-чистить путь, и дроги с телом покойного, наконец, прибыли в Дергях, где Нурси был похоронен. Все еще шел дождь. Всю ночь над могилой не прекращалось чтение Корана. Теперь Нурси покоился в Дергяхе Пророка Ибрахима. Усы-пальница, в которой он лежал, была построена в 1954 году местным шейхом Муслимом во время ремонта и восстановительных работ в Дергяхе. Три раза он видел сон, что эта усыпальница принадлежит дру-гому человеку, и, в конце концов, он распорядился, чтобы после его смерти его похоронили на городском кладбище. Таким образом, Нурси был похоронен в этой усыпальнице, но она оказалась лишь временным местом его захоронения. Военная хунта отдает приказ о перемещении останков Нурси в неизвестное место Военный переворот, предсказанный Нурси, произошел 27 мая 1960 года. Мендерес, главные члены правительства, представители демокра-тической партии, служащие и сторонники правительства были аресто-ваны и сосланы в тюрьмы и лагеря. Была организована кампания против движения Нур, а также началось преследование его учеников. Снова проводились обыски, конфискации, аресты, тюремные заключения и судебные процессы. Сотни учеников Нур стали жертвами новой волны репрессий. Теперь страной правил Национальный объединенный коми-тет, который принял решение о перемещении останков Нурси в неиз-вестное место. Они преследовали его до последних мгновений жизни и теперь, в гробу, не хотели оставить его в покое. Брат Нурси писал: Это было в начале июля, на четвертом месяце после смерти моего старшего брата. Я совершал полуденную молитву в доме, который сни-мал в Конье, неподалеку от усыпальницы Мавляны, когда пришел на-чальник первого спецподразделения Ибрахим Юксель. Он сказал, что меня хочет видеть губернатор. Мы вместе пошли в контору губернатора и застали там трех генералов, в том числе Джемаля Турала и Рефика Тулгу, который был командующим Второй армией и временно исполнял обязанности губернатора Коньи. Джемаль Турал сказал мне: «Многие жители незаконно пересекают границу, чтобы посетить могилу вашего брата. Сейчас трудные времена. С вашей помощью мы хотим перенести его могилу в центральную часть Анатолии. Пожалуйста, подпишите этот документ». Он подал мне прошение, написанное от моего имени. Я прочитал его и сказал: «У меня нет никакого такого желания. Что бы ни случилось, пусть спокойно лежит в своей могиле». Но они сказали: «Вы должны подписать это. Не ставьте нас в затруднительное положение». Подписав этот документ, мы сели в машину и поехали в аэропорт. Затем полетели на самолете. Моя семья и дети ничего не знали об этом. Естественно, они беспокоились и боялись за меня. Мы прибыли в Диярбакыр. Немного отдохнув, тем же самолетом мы полетели в Урфу. На военной машине меня привезли к какому-то воен-ному зданию. Там мне предложили поесть, но я отказался, поскольку чувствовал себя очень разбитым. В Урфу мы прибыли во второй поло-вине дня. Когда опустились сумерки, меня посадили в джип вместе с офицером и несколькими солдатами, и мы поехали в Дергях Халилур-рахмана. Во дворе мечети стояли два гроба. Рядом расхаживали не-сколько солдат34. Из других источников мы узнаем, что это происходило ночью 12 июля 1960 года. Город находился под контролем армии. Строго соблю-дался комендантский час, никому не разрешалось появляться на улице. На ключевых позициях города стояли танки и бронетехника. Город был окружен тесным кольцом военных кордонов. Выполняя полученный приказ, солдаты вошли в двухкупольное здание, в котором находилась могила Нурси, но не через дверь, а разбив железные решетки на окнах. Ворвавшись, они стали молотками разбивать мраморные плиты моги-лы35. Абдулмеджид продолжает: Ко мне подошел врач и сказал: «Не беспокойтесь и не переживайте так сильно. Мы переправим Учителя в Анатолию. Вот почему они при-везли вас сюда». Услышав это, я разрыдался. Врач сказал солдатам: «Откройте гроб, достаньте Учителя и перело-жите его в другой гроб». Но солдаты отступили, они были напуганы. «Мы не можем этого сделать. Мы будем наказаны», – говорили они. Но врач настаивал: «Братья мои, нам дан приказ. Мы вынуждены это сде-лать». Вместе мы открыли гроб. Про себя я подумал: «Там будут только кости брата». Но прикоснувшись к савану рукой, я почувствовал, что он как будто только что умер. Саван лишь слегка пожелтел возле рта, сна-ружи на нем было пятно, похожее на каплю воды. Врач приоткрыл са-ван. Я посмотрел на его лицо – он улыбался. И опять все вместе мы взя-ли тело Учителя и переложили его в огромный, очень тяжелый гроб, ко-торый принесли солдаты36. Пустоты в гробу заполнили травой. Когда все было закончено, мы сели в военный грузовик и поехали прямо на аэро-дром... На улицах патрулировали солдаты с обнаженными штыками. Первый самолет гроб не принял. Спустя несколько часов прибыл другой самолет, куда мы погрузили гроб, а я сел рядом с ним. Я был полон печали, слезы застилали мне глаза37. В другом месте Абдулмеджид рассказывет об этом более подробно: Мне кажется, поездка длилась около шести или семи часов. Мы при-землились примерно ко времени предвечерней молитвы. Нам сказали, что мы в Афьоне. После посадки гроб выгрузили и поместили в военный грузовик. Я снова сел в кабину водителя. За нами следовали два джипа и небольшие грузовики. Мы отправились в путь. Местность была горис-той. Я не знал, где мы находимся, в каком направлении движемся, и ни о чем не спрашивал. Я был ошеломлен всем этим. Мы медленно ехали около семи часов. Поздно ночью мы куда-то прибыли и остановились. Там было несколько солдат и унтер-офицеров. Они уже вырыли могилу и ждали нас. Сразу же, очень поспешно выгру-зили гроб, опустили его в могилу и начали закапывать. Я огляделся во-круг и, хотя было не очень хорошо видно, мне показалось, что мы нахо-димся в горах. Там была стена высотой около метра, я взобрался на нее, посмотрел по сторонам, но нигде не было видно света. Все было погру-жено в непроглядную тьму. Гроб закопали. Унтер-офицер спросил меня: «Вы хотите остаться здесь на ночь, ходжа, или предпочитаете вернуться домой?» Я подумал, даже если и останусь, то что я буду здесь делать? Я ответил: «Если вы отправите меня, то я хотел бы вернуться домой». Почему же я не остал-ся?! Тогда я бы мог узнать это место. Офицер сказал: «Хорошо, я сейчас же вас отправлю». Через некоторое время подъехала черная машина. За рулем был солдат. Я сел в машину, мы поехали. Примерно через час или полтора мы подъехали к в какому-то городу, освещенному огнями. Я спросил водителя, что это за город. Он ответил: «Это Эгирдир». Мы продолжили наш путь, а утром, около восьми или девяти часов, я при-ехал домой в Конью38. Вот так Нурси окончательно обрел покой в своей любимой Испарте, как он этого и хотел. Так же, согласно его желанию, кроме двух-трех его ближайших учеников и нескольких представителей власти, покляв-шихся под присягой хранить тайну, место его могилы осталось никому неизвестным. В нескольких двустишиях, озаглавленных Eddāi (Проситель), во-шедших во вступление к подборке произведений Лемеат (Сияния), написанных в полустихотворной форме и впервые опубликованных в 1921 году, Нурси предсказал год своей смерти и то, что его могила бу-дет разрушена. Вот буквальный перевод этого текста: Моя разрушенная могила, в которой скопились* Семьдесят девять мертвых Саидов** с их грехами и печалями. А восьмидесятый – надгробный камень на могиле. Все вместе они рыдают*** над потерями Ислама. Вместе с моим надгробным камнем И стонущей могилой мертвых Саидов Я иду вперед в просторы грядущего завтра. Я уверен, что небеса будущего и земля Азии Вместе вверят себя чистой белой руке Ислама. Потому что клятву благоденствия веры, Мир и безопасность он дает человечеству. Ниже даны сноски Нурси (вторую и третью он добавил в 1950-е г.): * Эта строчка – его подпись. ** Поскольку тело обновляется дважды каждый год, это означает, что [каждый год] умирали два Саида. В этом году Саиду исполняется семьдесят девятый год. Значит, один Саид умирал каждый год, а до этой даты Саид будет жить [Нурси умер в 1379 году хиджры, а его могила была вскрыта и перенесена в 1380 году]. *** Предвидя будущее, он смог почувствовать в тот момент это сос-тояние через двадцать лет39. 1. Nursi, Emirdağ Lahikası (1959), 2:198–199. 2. Там же, 2:172. 3. Там же, 2:172–173, 155. 4. Там же, 2:155–156. 5. Там же, 2:183. 6. Там же, 2:102–104. 7. Там же, 2:120–121. 8. Там же, 1:132–133. 9. Там же, 2:173. 10. Там же, 1:166. 11. Kâmil Acar, в: Şahiner, Son Şahitler, 2:256. 12. Salih Özcan, в: Şahiner, Son Şahitler, 3:131–132. 13. Vahdi Gayberi, в: Şahiner, Son Şahitler, 4:12–13. 14. Nursi, Emirdağ Lahikası (1959), 2:187–188, 204–205, 206. 15. Akşin, Türkiye Tarihi, 4:184–185. 16. Ставшая мечетью по указу Фатиха Султана Мехмета после его завоевания Стамбула в 1453 году, Айа-София на протяжении почти пяти столетий была симво-лом исламского превосходства. В результате тайного решения кабинета в октябре 1934 года она была превращена в музей, богослужения в ней прекратились. С тех пор, под предлогом ремонта, она оставалась закрытой. Частично ее открыли для богослужений лишь в 1991 году. См.: Türkiye Diyanet Vakfı İslam Ansiklopedisi, «Ayasofya». 17. Tahsin Tola, в: Şahiner, Son Şahitler (1980), 1:160. 18. Şahiner, Bilinmeyen (Изд. 6-ое), 421. 19. Nursi, Emirdağ Lahikası (1959), 2:193. 20. Said Özdemir, в: Şahiner, Son Şahitler, 5:53–54; Şahiner, Bilinmeyen (Изд. 6-ое), 421. 21. См.: Nursi, Emirdağ Lahikası (1959), 2:213–219. 22. См.: Mehmet Fırıncı, в: Şahiner, Son Şahitler, 3:248–249. 23. Said Özdemir, в: Şahiner, Son Şahitler, 5:55. 24. Said Köker, в: Şahiner, Son Şahitler, 5:151. 25. Giyaseddin Emre, в: Şahiner, Son Şahitler, 2:57–58. 26. Tahsin Tola, в: Şahiner, Son Şahitler (1980), 1:160–161. 27. Nursi, Emirdağ Lahikası (1959), 2:208–209. 28. Fehmi Yılmaz, в: Şahiner, Son Şahitler (1980), 1:245. 29. Данные об этом см.: Re’fet Kavukçu, в: Şahiner, Son Şahitler, 2:231–238. Они содержат газетные вырезки, одна из которых описывает «словесную битву» в Вели-ком национальном собрании между Мендересом и Инёню из-за Саида Нурси. 30. Said Özdemir, в: Şahiner, Son Şahitler, 5:55. 31. Tahir Barçin, в: Şahiner, Son Şahitler, 2:133. 32. Bayram Yüksel, в: Şahiner, Son Şahitler (1980), 1:429–434. 33. Сведения взяты из: Şahiner, Bilinmeyen (Изд. 6-ое), 440–451; Abdullah Yeğin, в: Şahiner, Son Şahitler (1980), 1:373–378; Bayram Yüksel, в: Şahiner, Son Şahitler (1980), 1:434–440. 34. Şahiner, Bilinmeyen (Изд. 6-ое), 461–463. 35. Там же, 456–457. 36. Абдулмеджид отметил, что там было два гроба. Один из них, из гальванизи-рованного металла, был помещен во второй, более объемный цинковый гроб. После того, как тело Нурси поместили в гроб, он был запаян. 37. Şahiner, Bilinmeyen (Изд. 6-ое), 463–464. 38. Badıllı, Nursi, 3:2197–2198. 39. Nursi, Words, 727. |
|||